Светлоглазый мой! Не любовь, только жалость.
Ты не любишь меня, она мои руки любит.
В уголку возле печки беспомощно сердце сжалось,
Я на зрительском кресле тихонько кусаю губы.
Ты же видишь - я плачу. Не помнишь причины - пусть!
Даже если со мной никогда и не будет иначе
Я живу, удивляясь своей беспощадной удаче,
Я люблю это острое счастье и сладкую грусть.

Я люблю тебя, ты это знаешь.
Что такого — нет приказа сердцу.
Разглядела я тебя случайно
За гримерки театральной дверцей.
Он — почти предел моих мечтаний.
А способны ли актёры на любовь?
Пусть он говорит с мной туманней,
Мне бы лишь его увидеть вновь.

Кружится снег, на нас ложится небо,
Нас укрывает звездным одеялом.
Мне кажется, что это бред и небыль —
Что можно жизнь свою начать сначала.
Я не пойму, как можно ненавидеть,
Ей не понять, как можно так любить —
Как вкривь завален горизонт событий,
Уходит сердце в виражи, в кульбит.
Мне б к твоему среди зимы прижаться телу,
Покинуть памяти чернеющий провал.
В тот вечер я сильней всего хотела
Чтоб умереть и чтоб меня ты целовал.

Кому посвящены мои стихи?
Тому, кто сможет лицезреть меня на сцене
И ощутить фрагмент моей тоски.
Тому, кто, может, знает, как мне ценен,
Тому, чей поцелуй хранится в сердце
Единственный и призрачный. И скоро
Совсем сотрётся камешек на перстне
И рухнет купол моего собора.
 
Кому посвящены мои стихи?
Тому, кого так остро не хватает,
Когда на расстоянии руки.
И хочется еще раз выпить чая
И, может, на плече его уснуть.
Тому, кто видит все мои печали,
Кто будто бы случайно смотрит в суть,
А может быть, совсем и не случайно.
Кому посвящены мои стихи?
Двоим. И знаете, что огорчает:
Кому посвящены мои стихи?
Тому, кто никогда не прочитает.

Он поэт, и его стихи
Удивительно мне близки.
Не подохнуть бы от тоски!
И меня таскает тоска
От метро до дверного глазка,
Вот причина моей тоски -
Чьи-то ноги и каблуки,
Чьи-то ласковые глаза;
Мне есть, что глазам сказать.
Мне на память: мое нутро,
Два жетончика из метро,
Многомысленный старый сад
И короткий со сцены взгляд.
Я ему не дарю цветов, 
Он не видел мое лицо.
Разбрелись по снегам слова,
Я приеду еще едва ль.
Хоть страна разрастается вширь,
Может, вновь нас сведёт Сибирь?

Ты пишешь стихи, господи.
Способность на грани пропасти
Держаться приходит с возрастом
И вдруг становится воздухом
Всё, что когда-то ценилось
— Такая вот божья милость.
Со мною тебя малость
И кажется, что сломалось,
Согнулось дугой-оглоблей
То важное, что могло бы
Служить для меня опорой
И я бы справлялась споро
Особо ни с кем не споря.
Но всё ровно так, как надо:
И ладаном дышит лампада,
И красным моя помада
На чьих-то чужих губах.
Должно ли всему быть так?
Послушай, а может лучше
За нас всё решит случай
Ты узнаешь мою фамилию
Я — какая метро линия
Пролегла к твоему дому.
И будут фотоальбомы,
Цветы друг другу без повода,
В твой город меня проводы,
Железнодорожные вёсны,
Летом лодки и вёсла,
Вслух Бродский и Пастернак.
Может, всё будет так?

Так схожи рыба и блесна,
И так они же не похожи.
Идёт красавица-весна
Черёмухой венчать прохожих.
Гудит в цветах мохнатый шмель,
И будто бы я стал моложе,
Давно откапала капель,
И тосковать уже негоже.
Но вместе с музыкой весны
На плечи к нам любовь ложится
И томно-муторные сны
Шутливо шлёт весна-блудница.
И от дремоты пробуждает
Волненье, страсть и тайный жар;
И разговор за чашкой чая
Способен учинить пожар.
Как восхитительно-прекрасен
Из-под ресниц зелёный взгляд!
Я этот сад к весне украсил,
Придя с тобою в этот сад.
Мой нежный юноша, как нежен
Ваш профиль. Вы во власти нег.
И у меня в саду так снежно, 
И как же сладко пахнет снег.
И всё-таки блесна инертна.
Любовь же - рыба, не блесна.
И быстротечна, как весна,
И, как черёмуха, бессмертна.

У глаза две родинки — память
Извечных непрошенных слёз.
Моя биография — драма
Где всё театрально-всерьёз.
Случайное это касанье
— Неважно, губ или плеч —
Так хочется в сердце оставить,
О, вот бы подольше сберечь
Мои безнадежные грёзы,
Скамеечку ввечеру,
И позу, и слёзы, и розы
Что я Вам дарила в жару.
Воспоминания коротки
— Такое вот свойство памяти.
Ах, отчего же, родинки,
Вы никому не нравитесь?